Формой культурного проникновения выступает язык. Сегодня английский язык является универсальным агентом распространения единого западного образа жизни. Скрепой глобального сверхобщества выступает английская речь. Язык – это та волна, на которой передается культура и посредством которой социально-культурная среда обретает однородность. Если в обществе господствует английский язык, значит, в нем будут господствовать англосаксонские культуры. Преувеличены опасения ура-патриотов относительно превращения нашего народа в русскоязычное население, ибо свой язык – последняя линия обороны и исходный рубеж для наступления, как утверждал еще в 1869 г. Н. Я. Данилевский. Английский язык вызывает массовое неприятие в мире. Это очень простой язык (300 слов – минимум для общения, 600 слов вполне достаточно).
Зоопсихологи утверждают, что собака понимает 300 слов, что говорит об упрощенности интеллектуальной конструкции англоговорящих индивидов, хотя внешняя имитационная поведенческая парадигма таких людей может быть весьма сложной. «Западоид англоговорящий» резко отличается от западного человека Х1Х в. с его усложненной духовной организацией, склонностью к самоанализу и тягой к общению. Сегодня около 1,5 миллиардов человек в мире говорит по-английски. Транспорт и средства массовой информации англоязычны. В информационную эпоху вся информация монополизирована этим языком благодаря строению компьютерных программ и языку электронной почты. Английский язык – язык международного бизнеса, даже во Франции школы бизнеса преподают маркетинг и менеджмент на английском языке, ибо терминология «экономикс» в принципе непереводима на другие языки. Дипломатия и народные жаргоны (пиджининглиш, джапанинглиш и другие), официальные языки международных организаций, язык молодежной культуры и спорта показывают, что сдержать культурный импорт английской терминологии почти невозможно.
Лишь Россия, если судить по забавным и наивным названиям новых кафе и магазинах в лице «новых русских» успешно сопротивляется этому вторжению. Английский в упрощенной версии (это не язык В. Шекспира или группы лиц выступавших от этого условного имени насчитывал более 30 тысяч слов!) успешно скрещивается со всеми языками мира и даже вытесняет их. Поэтому нынешние плохоговорящие или говорящие на плохом английском европейцы уподобляются простой дворняге – всего только 300 слов для выражения гаммы чувств. Очевидно, что нашей стране с ее богатыми традициями классической литературы как воспитательницы чувств молодежи простая версия англоязычного мироощущения просто не подходит! В России среди молодежи уже несколько лет ходит шутка-притча: оптимист изучает английский язык, пессимист – китайский, а реалист – автомат Калашникова! В сфере культуры таким автоматом, оружием в жизненной борьбе становится наше мировоззрение.
Исследования о зороастризме, работа Д.В. Кандыбы «Арийский гипноз», официальное научное сообщение ООН о нахождении могилы русского жреца-воина Заратустры, концепция английской исследовательницы М. Бойс напоминают нам о заповеди огнесолнцепоклонников - зороастрийцев: благородство в мыслях, благородство в словах, благородство в поступках. Поражает бережное отношение славян к природе, к рекам, озерам, боязнь осквернения земли, чистоплотность. В этом видится некая связь через тысячелетия с этикой старообрядцев, выращивающих физически крепких, нравственно здоровых потомков, с их беспощадно-жесткими требованиями к гигиене, к культуре человеческого тела, ныне нашедшему подтверждение в генной инженерии.
Мы испытываем не «футурошок» О. Тоффлера (ибо все мы уже в будущем, точнее в капиталистическом прошлом человечества), мы находимся в состоянии «культурного шока»: люди Запада выглядят и ведут себя совсем как люди, почти как люди, но не совсем как люди. В столкновении славянского мира с миром Европы и Америки мы наглядно видим фундаментальные различия в культурном понимании между нами и ними. Любовь у славян, понимаемая как гармония культурных и органических тел, интерпретируется у европейцев и американцев, как гармония лишь органических тел – секс, техника соприкосновения эпидермисов половых органов, как некая универсальная техника общения. Дружба, понимаемая у славян, как гармония культурных тел в творческом акте развития личностей, интерпретируется на Западе как технологическое сотрудничество в достижении неких утилитарных целей, деловое общение, в котором максима Т. Гоббса «человек человеку – волк» заменяется на цивилизационно-технологическое отношение по принципу «сверхчеловек-сверхчеловеку – робот» [5]. Единство жизни, ее полнота, понимаемые нами как жизнь в своей естественной культурной среде - среди народа, и переживаемая тяжело и мучительно оторванность от Родины (ностальгия) - заменяется вульгарным торгашеским космополитизмом - где выгода, там и родина...Каждая страна – отель и следует лишь считать звездочки на его вывеске.
Культурная противоположность России и Запада в первую очередь в нашей стране выражается в противоположности национально-культурной и западнической-демократической традиций. В последней мы сталкиваемся с обрушившимся на нас миром машинных технологий, где человек вторичен и неполон. Человек здесь не нечто целое, а некая жалкая часть, орудие в рамках технологического процесса. Он беспомощен, принижен, примитивен, ему нет дела до мыслей о целом, он - раб. Именно поэтому в таких огромных количествах в Россию, в славянский мир проникают формы (замаскированные под фирмы) новой работорговли - брачные агентства. Выпускается массовыми тиражами пособия типа «Как выйти замуж за иностранца».
Американскому и европейскому миру не хватает полноты жизни. Этот мир не полон. Отсутствие полноты он пытается компенсировать за наш счет. Что же следует выделить как общезначимое и специфическое в славянском мировоззрении, религии и философии? Целостность и полноту проявления жизни! В нашей культуре общезначимое и специфическое в религии, философии и мировоззрении совпадают: философия религиозна, мировоззрение православно, и очень трудно что-либо отделить, разъять, вычленить. Все целостно и емко. И это не либеральный плюрализм Запада, не толерантность в смысле безразличия к дегенеративным извращениям культуры, когда «научно» постулируется принципиальное отсутствие какой-либо социальной нормы и на одну доску ставятся отклонения и норма, культура и антикультура. Вслед за немцами мы все чаще говорим о китче в культуре, начинаем уверенно различать настоящее искусство и подделку, вводим оценочные критерии и переходим в интеллектуальное наступление на фронте культуры. Пусть кому-то не понравится этот армейский стиль: фронт, наступление, лучше звучит толерантность и тоталитаризм – почти как слово «соловей» для тех, кто плюралистически любит всех.
A propos, таких «плюралистов» в лагерях уголовники «опускают» в первую очередь и относятся к ним с нескрываемым презрением. Почему же мы принимаем их предательский односторонний плюрализм в культуре и в повседневной жизни? Где наша гражданская позиция и социальная самоидентификация? В свое время разрушение нашей идентичности было реализовано очень просто: путем отмены шестой статьи Конституции СССР о руководящей и направляющей роли партии, в результате цепочка гражданской лестницы от октябренка к пионеру, от него к комсомольцу, а затем к коммунисту – была разрушена. Каждой ступеньке лестницы соответствовал вовсе не допуск к спецраспределителям, как юродствовали диссиденты, но уровень ответственного самосознания, высоты разумного поведения, ясности понимания мира. Впрочем, диссиденты той поры ныне не упорствуют в инсинуациях – большинство прежних антисоветчиков стали сторонниками социализма и защищают народ словом и делом. Достаточно вспомнить новые взгляды В.Максимова, А. Зиновьева, М. Розановой, Э. Лимонова, А. Солженицына.
В западном «цивилизованном» мире поднимается высокая волна культурного национализма по принципу: действие рождает противодействие. Национализм в культуре выступает в защиту национальных языков и традиционной культуры. Возникают новые формы лингвистического и культурного шовинизма: во Франции приняты законы против английского языка в рекламе, на телевидении, а в России такие законы принимаются областными думами, в ряде арабских стран третьего мира запрещено изучение английского языка в школах. Все это сочетается с явно агрессивными антикультурными акциями пропагандистского плана – в Иране и Иране принято выкладывать мозаикой изображения американских президентов на полу вестибюлей дорогих отелей. Так, в Иране в русле исламской традиции отвергается все западное культурное влияние, ибо для шиитов, Запад - синоним «Сатаны».
В свое время Аятолла Хомейни был поддержан в своих инвективах против Запада многомиллионными массами экстремистски настроенных студентов по всей Европе. Культурный национализм резко проявился и в Западной Европе. Так, лидер французского Национального Фронта Ж.-М. Ле Пенн собирает до 20 % голосов на выборах под лозунгами «Турки - вон! Франция – для французов!». Популист и реакционер Ле Пенн – это французский В.В. Жириновский. Антизападные настроения в целом обретают антиамериканскую форму еще и потому что США разжигают стремление народов обрести государственную независимость. Празднуемый в США «день порабощенных народов» исходит из порочного принципа «один народ – одно государство». Между тем всякая проповедь отделения американского штата от унитарного (федеративного только на бумаге) устройства карается по американскому законодательству смертной казнью. В мире около 160 государств и более 12 тысяч народов. В этой ситуации народы могут устраивать свои государства, только улетев на Луну или Марс – Земля занята и всякие новообразования опасны по чисто геополитическим и военным соображениям «конфликта цивилизаций» (С. Хантингтон).
Другой причиной антиамериканских настроений в сфере культуры является сама американская массовая культура. Последняя носит характер откровенного ширпотреба. Масскультура вообще построена на идеалах потребительской мифологии Запада – потребление де гарантирует личное счастье. В супермаркетах выставлены таблички «I shop, so I am» вместо гордого декартовского, произнесенного по преданию после ночного пребывания в печке сгоревшего дома - «Я мыслю, следовательно, я существую». Шопинг – мечта ошалевших советских обывателей, оказавшихся даже не на витрине западного потребительства, но в завалах магазинов «секонд хенд» и «колд лег» (то есть эксклюзив – только для покойников и с картонными подошвами), в лучшем случае нашедших свое счастье на «блошиных рынках» Европы. Этому космополитическому рынку супермаркетов и гипермаркетов, где «все на продажу», традиционная европейская культура дает последний бой. И она его проиграет, ибо с ней нет России.
[5] Зиновьев А.А. Глобальный человейник. М.Центрполиграф. 200. С.419
